Он шел по пустому городу, среди серых дряхлых домов. Каждый шаг давался с трудом, и все нарастало чувство необъяснимого животного страха. Улицы плутали, вели куда-то, нагнетая у Влада ощущение того, что он не сам выбирает дорогу. Он не знал, куда ему идти в этом незнакомом городе, тело двигалось вперед, не слушаясь разума, который просил остановиться, вернуться.
Остро чувствовались запахи сырости и ветоши, перемешиваясь со сладким привкусом пожухлой травы, они составляли вместе густой смрад, висящий в безветренном пространстве.
Длилось это недолго.
Вскоре поднялся сильный ветер, срывающий песок и пыль с крыш. Сор попадал в глаза, скрипел на зубах, мешал дышать. Свинцовое небо стало ближе, и до этого недвижимые тучи с безумной скоростью понеслись почти над самой головой.
За очередным поворотом город неожиданно закончился, и перед взглядом предстала чернильного цвета река, настолько широкая, что другого берега не было видно.
По реке, направляясь в его сторону, плыл плот. На плоту стоял человек в темной свободной одежде. Длинным, лоснящимся влагой, шестом он отталкивался от воды. И чем ближе подплывал к берегу плот, тем страшнее становилось Владу.
Когда плот оказался совсем близко, парень смог разглядеть лицо напротив — пепельно-серое, ничего не выражающее. Встретив прохожего с таким лицом, через минуту забываешь, как он выглядел. Но, когда Влад проснулся, резко открыв глаза, в памяти четко осталось одно — стежки толстой грубой нити, которыми был зашит рот человека на плоту.
— Жуть! На себя не похож, — произнес Влад, взглянув на отражение. Он стоял, опираясь о стену перед трюмо, в футболке с длинными рукавами и расстегнутых джинсах (не хватило сил снять перед сном). Синяки под глазами, бледная кожа, впалые щеки и красные влажные глаза. Даже короткий ежик на голове казался каким-то помятым. А уши, как правило нахально торчащие в стороны, как будто съежились и прижались к голове.
Часы в комнате показывали почти полдень. «Мать на работе, брат еще в школе...» — подумал парень и направился в ванную комнату.
Руки дрожали. Выдавливая зубную пасту, он с трудом попал на ворс щетки. Начал чистить зубы, и от сладковатого мятного привкуса пасты вдруг замутило. Влад попытался сдержать несколько рвотных приступов, но содержимое желудка все равно выплеснулось в раковину. Во рту жуткий привкус желудочного сока и ошметки чего-то непонятного. Его вывернуло снова. Прополоскав рот, он выпил стакан холодной воды, вытер лицо полотенцем и, тяжело вздохнув, вышел.
Нужны были деньги. Он перерыл ящики стола, карманы курток, штанов, хотя прекрасно знал, что ничего там не найдет. Материно обручальное кольцо заложил еще на той неделе. Больше украшений в доме не было. Если подумать, то в доме уже давно ничего не осталось, кроме мебели да ветхой одежды. Заварив себе чай, Влад нервно закурил и стал отрешенно смотреть в окно. Белыми крупными хлопьями валил снег. Еще один день, светлый, яркий — снаружи; тусклый, полный тошнотворной тоски и боли — внутри.
В пепельнице мать оставила записку с уверенностью в том, что там уж он точно ее найдет. «С утра приходила Надя. Беспокоилась о тебе. Позвони ей хотя бы. Любит ведь тебя. Мама.» Рядом валялся огрызок зеленого карандаша, которым мать писала.
С Надей он не виделся давно. Не хотелось показываться в таком виде. Да и раздражало последнее время в ней все: ее забота, ее желание помочь. Хоть где-то внутри он понимал, что все это с добра и что она любит его, каким бы он ни был, что ей больно от происходящего с ним и она пытается хоть как-то помочь, но не знает как.
Становилось хуже.
Нужно было идти.
Квартира, на которой они постоянно собирались, находилась в малосемейном доме, буквально через дорогу. Мрачное блочное здание с разрисованными стенами и выбитыми окнами подвалов, из которых разило, как из утробы покойника. В подъезде же пахло всеми возможными и невозможными спиртными напитками, травой, валялись пустые бутылки, шприцы и прочие отходы безумной деятельности тех, кто тут жил или заходил «погреться».
Влад поднялся на второй этаж и почему-то вспомнил, как они сигали пару месяцев назад с маленького балкона в сугробы, когда нагрянул наряд милиции. Тяжелые ботинки долбили в дверь, голоса с надрывом призывали открыть, а то «не поздоровится». В итоге дверь сломали, гнилой косяк не выдержал напора, но в квартире уже никого не осталось. С тех пор все более или менее утряслось, но, если бы их всех в тот момент повязали, — некоторых бы непременно посадили, остальных же таскали бы долго, выбивая всю нужную органам информацию. Таких, как они, бьют жестко, не щадя.
Дверь оказалась незакрытой. В квартире, как обычно, накурено. Обувь свалена горой в прихожей, как и куртки на трюмо. Негромко звучала подозрительная музыка из виды видавшего бумбокса. Эта старая, непонятно откуда взявшаяся и до сих пор не проданная техника вела себя очень капризно: кассеты жевала нещадно, а диски читала через раз. Впрочем, радио ловила всегда без помех.
В единственной комнате поперек дивана лежало трое ребят в отключке, один еще совсем школьник, Влад его не знал. В кресле со шприцем в вене развалился Витал, кандидат в мастера спорта по боксу, хозяин квартиры. Спорт забросил пару лет назад и с тех пор в драках чаще получал сам. Он не отзывался, лишь чуть шевельнул головой, когда Влад крикнул его имя. На шум с кухни пришел Игорь, он единственный из их компании не употреблял дрянь. Что-то неведомое уберегло. Он лишь пил, пил часто и много. В зубах сигарета, в руке кружка с сердечками, наполненная дешевым вонючим пивом.
— А... — сказал он. — Это ты. Долго спишь. Твои уже ухлопались.
— Осталось? — с надеждой спросил Влад.
— Неа... А я вот по пиву. Голова трещит после вчерашнего куража. Будешь?
Влад вынул из руки Витала шприц и убрал жгут.
— Не буду... Хреново мне.
— Оно и видно. На тебе лица нет.
— Деньги есть? — спросил Влад.
— Вон на последние копейки пиваса взял. А ты что, совсем пустой?
— Да...
Парни прошли на кухню, Влад закурил и налил кружку воды из-под крана. Руки жутко тряслись, вода плескалась.
— Рубануло всех, — подытожил он.
— Не мудрено дело, мы который день без тормозов, почти не спим. Самого вон вырубает. Сейчас пиво допью и спать завалюсь, — сказал Игорь.
— Дверь закрой. А то заглянет ненароком кто-нибудь не в тему, — посоветовал Влад и затушил сигарету.
Он пошел на выход. Здесь делать было нечего. В голове, словно земляные черви, вяло и склизко, крутились мысли. И одна яснее других — нужны деньги...
Возле школы стояла тишина, лишь изредка каркали вороны. До перемены оставалось всего несколько минут. Владу они казались часами, он прислонился к стене, съежился... Наконец резануло по ушам звонком, потом вывалился, хлопая дверьми, школьный шум и гам. Среди прочих ребят взгляд выцепил знакомый бордовый свитер.
— Ванек! — окликнул брата Влад. — Ваня!
Мальчишка обернулся.
— Иди сюда!
Мальчик неохотно подошел, заглянул в лицо старшего брата, сморщился.
— Ну, чего тебе?
— Плеер с собой? — спросил Влад, а потом заметил провода наушников. — Дай.
— Ты же продашь, — заныл Ваня.
— Давай сюда! — рыкнул Влад. — Хреново мне.
— Ты же сам мне... на день рождения. Владик, ну оставь, а...
— Потом новый куплю. Вот устроюсь на работу и с первой зарплаты куплю. И телефон куплю, крутой. Обещаю.
Ваня неохотно снял с шеи плеер, задержал ненадолго, глядя на блестящий пластик, зная, что видит его в последний раз. Обещаниям брата он не верил ни капли. В горле встал горький комок, на глаза навернулись слезы. Он пытался подавить их всеми силами, но не получалось.
— На... — выдавил из себя мальчик и опустил глаза.
Пошатываясь, Влад пошел со школьного двора. Вслед смотрели намокающие глаза младшего. Хотя бы этот дешевый плеер делал его похожим на благополучных сверстников.
Влад слышал, как позади прозвенело. Рядом с ним упал снежок, но он даже не обернулся. Мир терял резкость.
Плеер ушел барыге. Доза лежала в кармане. Влад вернулся в родной подъезд, зашел домой. Глянув на часы, понял: до материного прихода еще долго.
Сделав все необходимое, кое-как вышвырнул в окно улики. Завалился на диван. Вдруг резко стало плохо. Его согнуло, руки, завернув, прижало к груди. Он сквозь туман, охвативший сознание, почувствовал, как отекает лицо. Машины за окном проезжали, шум эхом отдавался в голове. Еще секунду он что-то соображал... а потом мир резко утонул в раскаленном металле, где не было ни возможности дышать, ни возможности двигаться, но каждая клетка тела сгорала, истошно вопя, взрывая мозг болью...
Деньги на похороны мать заняла у соседей.
Странно, но Ваня в тот вечер совсем не жалел старшего брата.
Больше всего он жалел, что больше не увидит плеер.
Комментарии:
Нет комментариев